Спортивный портал

Бoгдaн Бoндaрeнкo. Фoтo: noc-ukr.org

Кaким бы сильным и пoдгoтoвлeнным ни был спoртсмeн, бeз минимaльнoй пoмoщи фoртуны eму ни зa чтo нe пoдняться нa пьeдeстaл пoчeтa.

Чeмпиoну мирa-2013, сeрeбрянoму призeру плaнeтaрнoгo пeрвeнствa-2015 и брoнзoвoму мeдaлисту Oлимпийскиx игр в Риo-дe-Жaнeйрo Бoгдaну Бoндaрeнкo спoртивнaя удaчa oбычнo улыбaeтся oxoтнo. Нo в Лoндoнe, кoтoрый в этoм гoду принимaл чeмпиoнaт мирa, судя пo всeму, этa кaпризнaя гoспoжa нaпрoчь зaбылa o свoeм любимчикe. Нa высoтe 2.32 мeтрa плaнкa, кoтoрaя, кaзaлoсь, стoялa нeпoкoлeбимo, нeoжидaннo зaшaтaлaсь и сoскoльзнулa.

И вмeстo сeрeбрa, кoтoрoe мoглo бы стaть дoстoйнoй наградой в борьбе с постоянными травмами, Богдану досталось девятое место.

В интервью «СЭ в Украине» харьковчанин рассказал о причудах спортивной удачи; вспомнил другие соревнования в Лондоне, Игры-2012, которые стали самым большим стимулом его будущих побед; доказал, что папа-тренер гораздо лучше, чем просто тренер; а также объяснил, почему обычно не ест мороженого.

МНЕ ГОВОРИЛИ, ЧТО ПРИШЛО ВРЕМЯ ПРОЩАТЬСЯ СО СПОРТОМ

— На высоте 2.32 м у вас были две хорошие попытки. Чего же все-таки не хватило?

— Напрыганности, тренированности. Если бы в этом сезоне мы больше соревновались, результат был бы иным. Ощутимо не хватало технического компонента. Обычно «высотники» хотя бы дважды в неделю проводят прыжковые тренировки. Нам же от таких и в предыдущие сезоны пришлось отказаться вообще: травмы не позволяли. Технические моменты в последние годы прорабатывали на соревнованиях. Но в этом сезоне из-за травм у нас и соревнований толком-то не было: вместо шести-семи турниров, которые предшествуют основному старту, я участвовал только в трех. Этого слишком мало. В Лондоне, помимо того, что физическое состояние оставляло желать лучшего, так еще и техника не позволяла правильно выполнять прыжки.

Травма стопы у меня хроническая, мешает полноценно прыгать еще где-то с 2005 года. В 2010-м ногу прооперировали, и стало немножечко легче. Но ненадолго. Через два года стопа снова стала напоминать о себе, травма периодически обострялась. В этом сезоне обострение было наиболее ощутимым. Мы еще не решили, что будем делать. Хотелось бы обойтись без повторной операции. Но мнения специалистов, с которыми консультировались по этому вопросу, расходятся. Одни настаивают на операции. Другие говорят, что эту проблему можно решить с помощью специальных упражнений. Третьи вообще уверяют, что пришло время попрощаться со спортом. И объясняют это тем, что прыжки в высоту в том виде, в каком они развиваются сегодня, — это неестественные движения, и нагрузка при их выполнении является критической.

— У топовых атлетов в подобных критических ситуациях есть своеобразная «палочка-выручалочка» — врач мюнхенской «Баварии» и национальной сборной Германии по футболу Ганс-Вильгельм Мюллер, который поставил на ноги не одного травмированного легкоатлета (среди прочих и короля спринта Усейна Болта).

— За две недели до начала чемпионата мира я поехал в Германию на консультацию к Мюллеру. Неделю меня обследовали и еще неделю лечили. После чего уверили: «Ничего страшного. Прыгай в свою высоту, все будет хорошо». Но прогнозы не всегда сбываются. С другой стороны, грех мне жаловаться: к Мюллеру я приехал в гораздо худшем состоянии и не знаю, как сложились бы обстоятельства, если бы не это лечение. Мне действительно стало лучше. Но вот хотелось, чтобы эти улучшения были более ощутимыми.

— Четыре года назад в Москве и спустя два года в Пекине вы тоже соревновались с травмами, несовместимыми со спортом. И, тем не менее, стали чемпионом (2013) и вице-чемпионом мира (2015). Как вы считаете: то, что произошло в Лондоне, — это несчастный случай или все же закономерность?

— Победа в Москве с рекордом чемпионатов мира была удивительной. В секторе порой случаются небывалые чудеса. Вот в Рио с гайморитом я стал бронзовым призером. Это огромная удача! Там, в Бразилии, я оставил все свои силы. Неудачи этого сезона не в последнюю очередь связаны именно с этим. В том моем состоянии выступать было противопоказано. Я прыгал на антибиотиках и обезболивающих. После Игр несколько месяцев восстанавливался, проходил бесконечное множество неприятных медицинских процедур. Как следствие, готовиться к сезону начал не в ноябре, а только в январе. Операции не позволили сделать этого раньше.

Два года назад в Пекине я тоже соревновался с серьезной травмой, которую так и не смог преодолеть. Два месяца до того старта не соревновался вообще. Физическое состояние у меня было настолько никакое… Но мне удалось выиграть медаль, серебро. В Лондоне же просто не повезло. Чуда не случилось. Долгое время я балансирую на лезвии бритвы, хожу по острию спортивной удачи. В Лондоне она была не на моей стороне. Я был хорошо готов физически и морально настраивался прыгать высоко. Это сполна перекрывало некоторые технические погрешности. Тем более, что высота 2.32 метра для меня не проблемная. После третьей попытки я даже поднял руки вверх: был уверен, что она мне покорилась. В эйфории даже не почувствовал, что где-то зацепил планку. Начал радоваться и краем глаза увидел, как падает планка…

ПРИХОДИЛОСЬ МЫТЬ РУКИ ПОСЛЕ РУКОПОЖАТИЯ 

— В Рио вы сравнивали себя со скомканной бумажкой. Откуда такие ассоциации?

— Каждый день недели, которая оставалась до выхода в олимпийский сектор, я боролся изо всех сил. Не с техническими ошибками и не с непокоренной высотой. На повестке дня стоял вопрос, кто сильнее — организм или болезнь, желание победить или ужасное физическое состояние, которое только усиливали истощающие лазеры — иголки — всевозможные манипуляции. До соревнований мне не удалось победить болезнь. После каждой попытки садился на скамейку, и в глазах темнело.

— Что нужно, чтобы разровнять эту скомканную бумажку?

— Хороший утюг. (Смеется). Этим утюгом мог бы стать человек, который направлял бы меня, помогал принимать решения. Например, как лечиться и у какого специалиста. К какому врачу стоит обратиться, чьи советы являются наиболее обоснованными и так далее. Этим должна заниматься команда. У нас же спортсмен часто остается наедине со своими травмами, неразрешимыми в одиночку проблемами. В сборной должны быть квалифицированные врачи и реабилитологи, ученые, исследующие технику и другие аспекты подготовки. У нас же как: спортсмены выступают, пока молодые и здоровые. А когда травмируются, на их место приходят другие, опять же молодые и здоровые. Такой уж в сборной круговорот кадров. Атлеты обычно идут «на пенсию» с неиспользованным потенциалом.

— Шериф Эль Шериф, который специализируется на тройном прыжке, как-то сказал, что именно это стало причиной его решения выступать за турецкий клуб и за Турцию в целом. Вы рассматривали подобные предложения?

— Обычно переход в зарубежный клуб предусматривает смену гражданства. А я люблю Украину, хочу жить на родине и представлять ее на международных соревнованиях. Мне больше всего на свете нравится поднимать наш флаг и слушать на пьедестале украинский гимн. Поэтому вопрос смены гражданства даже не обсуждается. Как бы то ни было, и в таких реалиях мы будем искать варианты получения квалифицированной помощи. Специалистов, которые могут ее оказать. И спонсоров, которые бы оплатили услуги этих специалистов.

— Вы являетесь ярким подтверждением теории спортивных физиологов, что к спортсмену, который пребывает на пике формы, цепляются все возможные болезни и травмы. Что вы делаете, чтобы избежать подобной участи?

— Я не стараюсь ограничивать контакты и не принимаю иммуностимуляторы. Просто не ем мороженого и в холодную погоду не хожу по улицам без шапки. Единственным исключением из этих простеньких правил стал этот лондонский чемпионат мира. Из-за эпидемии болезни, передающейся путем контакта кожи, приходилось после каждого рукопожатия, мыть руки.

У МЕНЯ БЫЛ ПРАВИЛЬНЫЙ КУМИР

— На какой стадии прыжка вы обычно чувствуете, удачной окажется попытка или нет?

— В момент отталкивания обычно становится понятно: «попал» ты в прыжок или же нет. Если удастся вовремя сделать необходимые движения, приходит чувство полета. Удалось ли мне за годы тренировок найти свою оптимальную технику? Наверное, нет. Моя техника нарабатывается в соревновательном режиме. А это, по сути, несовместимые вещи. На соревнованиях атлет выкладывается, стараясь выжать свой максимум. Там уже не до технических нюансов.

— Тогда благодаря чему вы так высоко прыгаете и так часто побеждаете?

— Я и сам удивляюсь этому. (Смеется). Наверное, самое главное — это желание. Ну и физические данные, конечно, доставшиеся мне от природы. Я склонен именно к этому виду деятельности. Хотя в прыжковый сектор попал не сразу. Вначале пробовал заниматься плаванием (у меня это получалось не очень). Потом были народные танцы. И в какой-то период даже скрипка. А потом в мою жизнь всерьез и надолго пришли прыжки. То, что это мое, я понял после своих первых международных соревнований. Это было в 2005-м, на Европейском фестивале в итальянском Леньяно.

Все лето я провел в тренировках. И когда эта работа завершилась такой приятностью, поездкой на соревнования за границу… Тем более, на том турнире я занял второе место. Это стало огромным шагом вперед в моем спортивном развитии. Тогда я даже представить себе не мог, что это увлечение станет делом всей моей жизни. Но именно в Леньяно всем сердцем почувствовал, что без прыжков эта жизнь будет уже неполноценной.

А решающим вектором, который указал направление моего пути, стала Олимпиада-2012 в Лондоне. Тогда я стал седьмым с третьим результатом — 2,29 (бронзовому призеру и всем остальным, кто тогда опередил меня, проиграл по количеству попыток) и понял, что могу бороться с лучшими на планете. Раньше тех своих соперников я видел только по телевизору. А в Лондоне — вот они, рядом, и я могу конкурировать с ними. И олимпийская медаль на самом деле оказалась такой близкой!

— Вы задавались вопросом: если бы не прыжки, где еще вы могли бы достичь успеха?

— У меня, наверное, нет каких-то других особенных талантов. Для игровых видов спорта я не подхожу координационно. Эстрада и сцена — тоже не мое. Не люблю фотографироваться. Танцы и скрипка — это мамина идея. Она сама танцевала и решила, что этим буду заниматься и я. (Смеется). Мне же это не очень нравилось. Я был высоким, и меня определили заниматься  со старшей группой. Я за ними попросту не поспевал! Это было сложно и неинтересно. И однажды сказал: «Хватит! Давайте что-нибудь еще». И пошел на легкую атлетику. Я счастлив, что сумел найти свое предназначение.

— Кто из соперников впечатлил вас больше всего. И нужны ли вообще кумиры в спорте?

— Это был скорее не соперник, а прыгун из предыдущего поколения. Я смотрел прыжки Стефана Хольма на 2.40 и удивлялся: как такой невысокий атлет может покорять такие высоты? Эта высота так контрастировала с его ростом. По всей логике вещей это казалось нереальным. И каждый раз, глядя на прыжки Стефана, я испытывал шок. У каждого спортсмена обязательно должен быть свой кумир. Молодежь должна видеть подобные примеры и тянуться за сильнейшими. Единственная ремарка: этот пример для подражания должен быть правильным, таким, который со временем не подорвет веру. Обычно, когда начинаешь узнавать больше, приходит разочарование: кумир оказывается обыкновенным человеком, со свойственным ему набором слабостей. На самом деле, быть кумиром очень не просто, так чтобы на все сто, до конца. У меня, к счастью, не было подобных разочарований. Стефан оказался правильным кумиром. Я даже застал его в секторе: мне повезло соревноваться с ним на одном или двух турнирах. А в этом году я видел его на сборе в Формии. Мы общались, и это было приятно.

КОСТЮМ КАК У ДЖЕЙМСЯ БОНДА

— Когда тренером является отец, чего больше в этом сотрудничестве — плюсов или минусов?

— Мне сложно сравнивать. Но, думаю, плюсов все же больше, ведь мы вместе идем к одной общей цели. И папа-тренер никогда не посоветует чего-то плохого. Отец не станет выжимать все соки. Я не просто ученик, который потренировался, попрощался со спортом и исчез из его дальнейшей жизни. Я останусь рядом с ним на всю жизнь. Нам вместе после спорта нужно будет «лечить» все мои проблемы. В аспекте, когда тренер заинтересован в твоей дальнейшей судьбе, в твоем здоровье на долгие годы, папа — это наилучший вариант. А минус — это то, что всегда и повсюду приходится быть только вдвоем: дома, на сборах, работать в тесном контакте по две тренировки в день. Когда рядом никого больше нет, когда все общение сводится к одному человеку, с которым каждый раз решаешь одни и те же вопросы, это действительно тяжело.

— А какую роль в вашей спортивной жизни играет мама?

— Поддерживает меня во всех начинаниях и помогает во всем, где только возможно. Когда я на сборах в Харькове, всегда возникает множество вопросов и дел, которые нужно срочно решить. Вот мама и помогает во всем разобраться. Не было ли у нее разочарования, что я не стал танцором или музыкантом? Думаю, она довольна тем, как складывается моя жизнь. Хотя, когда видит танцы по телевизору, в шутку обязательно скажет: «Эх, ведь и ты мог быть там. Тебя тоже могли бы по телевизору показывать». (Смеется).

— Но ведь легкоатлетов тоже по телевизору показывают?

— Да. Но, по правде говоря, хотелось бы большего. У нас в стране трансляции легкой атлетики минимальные. Наши люди толком и не знают, чем мы занимаемся на самом деле. А вот за рубежом наших спортсменов знают, любят и тепло встречают. Всегда на соревнованиях куча фанатов с распечатанными фотографиями для автографов. Больше всего в этом аспекте меня удивил Париж. Как-то мы поднялись на Эйфелеву башню. И там у меня попросили автограф… украинцы! Для сравнения, в родном Харькове меня за всю жизнь узнавали на улицах от силы с десяток раз.

— Из всех ваших медалей какая самая ценная, самая выстраданная?

— Самая выстраданная — это, без сомнения, олимпийская бронза Рио. Она далась мне большой кровью. Всю ценность этой медали я осознал уже после окончания Олимпиады, когда приходилось лечиться. А самая любимая, которая тоже далась нелегко, — это золото чемпионата мира в Москве с рекордом соревнований. Та победа не забудется никогда.

— Вы хотели бы стать тренером и тренировать собственного ребенка?

— Ой, не знаю. Это слишком тяжелая работа. Одно дело, тренироваться у отца, выполнять все его наставления, и совершенно другое — быть на его месте. Когда тебя тренирует, по сути, чужой человек, информацию воспринимаешь и не обжалуешь. Все, что было на тренировке, домой не несешь, и спортивные споры за столом во время ужина не продолжаешь. Когда же тренирует отец, сын-ученик, бывает, по-другому реагирует на его указания. Тут уже стараешься каждый раз вставить свое мнение. Вряд ли бы я решился тренировать собственных детей. Для этого нужна сумасшедшая выдержка и невероятное терпение. Нелегкий это труд.

— За людьми с фамилией, созвучной вашей, обычно прочно закрепляется прозвище «Бонд»…

— …меня до сих пор так называют. Я смотрел всю Бондиану — отличные фильмы. И агент 007 не может не импонировать. Что у нас с ним общего? Костюм у меня похожий. Специально не подбирал. Как-то само получилось.

Елена САДОВНИК, Спорт-Экспресс в Украине